— Ты никогда не думал о том, чтобы пойти на Север в один из свободных штатов?
— «Свободных», господин? Мой хозяин может послать своих людей куда угодно, чтобы привести меня обратно.
— Значит, ты знаешь о Законе о беглых рабах этого года?
— Все знают, — горько сказал раб.
Отис в молчании следовал за ним несколько минут, удивляясь, как порабощенные африканцы, большинство которых не умеют ни читать, ни писать, умудряются быть в курсе всего, что южные политики делают в конгрессе.
— Есть Канада, где все люди свободны. Ты мог бы дойти туда.
— На этих ногах, господин?
Они теперь углубились в лес, и Леон шел медленнее. Он сделал знак молчать, и Отис постарался идти так же беззвучно, как и его проводник.
Помахав рукой, раб замер, и Отис тоже остановился.
— Пик-пик?
Отис едва верил тому, что отрывистые звуки издает мужчина, стоящий перед ним. Он задержал дыхание, прислушался.
— Пик-пик? — снова крикнул Леон.
Донесся ответ, тихий, но отчетливый, от невидимого, но близкого источника:
— Пик-и-пик-и-пик.
— Папку! — настойчиво прошептал Отис, прислоняя ружье к дереву. Он вынул бумагу и карандаш. Леон отодвинулся с беспредельной осторожностью, затем сделал знак Отису следовать за ним. Отис подчинился, вздрогнув, когда под сапогами треснул прутик.
Леон протянул руку, и у Отиса перехватило дыхание от восторга. Танагра сидела на виду, на конце тонкой веточки ниссы. Птичка была меньше кардинала и без хохолка, но красавица, с гладко окрашенными густо-розовыми перьями от округленной головки до хвоста. Она сидела очень спокойно, как будто понимая, что любое движение привлечет к ней внимание. Отис быстро набрасывал контуры.
Птичка была прекрасной целью, но Отис, незнакомый с этим видом, хотел увидеть ее в полете. Однако прежде всего — цвет. Он достал акварельные краски и налил немного воды в маленькую баночку, прикрепленную к палитре.
Леон внимательно следил за ним. Птичка, казалось, тоже следила, но пока не поднимала тревогу. Отис смешал алый с чисто-красным. Как раз в тот момент, когда он провел кистью по рисунку, оставив прозрачный след, птичка взлетела. Отис быстро сделал два резких мазка, поймав динамику полета, и Леон, смотревший из-за его плеча, хрюкнул от изумления.
Птица исчезла, и жалобные «пик-пики» Леона остались без ответа. Мужчины пошли дальше в дубовую рощу и кипарисы на краю болота и присели на сухой пригорок позавтракать холодной куропаткой и хлебом. Отпив из маленькой бутылки вина, Отис передал ее Леону.
— У тебя есть семья, Леон?
— Да, господин, но я теперь не вижусь с ними. Моего отца продали до того, как я родился. Моя мать — повариха на другой плантации, далеко отсюда. В прошлом году продали мою жену. Меня бы тоже продали, если бы не больная нога.
— Но твой хозяин гордится твоими способностями подражать птицам.
— Да. — Леон захихикал. — Он часто держит на меня пари.
— Ты пошел бы на Север, если бы кто-нибудь помог тебе.
Карие глаза вспыхнули, сначала с подозрением, затем, когда Отис добавил: «Друзья повели бы тебя от станции к станции?» — безумной надеждой, которую раб постарался скрыть.
— Если бы мне представился шанс, я бы воспользовался им. Да!
— Могу ли я доверять тебе, Леон? Я рискую своей жизнью и жизнями друзей, готовых помочь тебе избежать рабства.
— Вы можете доверять мне, господин, — гордо сказал Леон.
Отис поверил ему. Верить было легко, так как любой человек с характером хотел избавиться от унижений и жестокостей рабства. И Леон точно был достаточно умен, чтобы понять, о чем с ним говорят.
— Тогда слушай…
Они говорили почти час, затем вернулись к охоте. Только в конце дня они нашли еще одну танагру. Отис вскинул к плечу ружье и выстрелил. Танагра красной дугой, не успев расправить крылья, трепеща, упала с ветки высокого дуба. Леон захромал к маленькому алому тельцу. Отис заметил, как он нежно взял его большой рукой, приглаживая розовые перышки одним пальцем, затем протянул художнику.
Они пошли назад к плантаторскому дому. Там Отис поблагодарил раба за помощь и сунул золотую монету в его ладонь. Леон пробормотал благодарности и быстро спрятал ее. Монета очень поможет ему в пути. Привели лошадь художника, погрузили все принадлежности, Отис распрощался с хозяином и уехал.
Через несколько дней Леон в полночь поднялся с койки и, следуя инструкциям нового друга, пошел в дубовую рощу, где они нашли первую танагру. Он ждал там, сидя на украденном пальто, с охотничьей сумкой, в которой была еда и смена белья. Его бесценная золотая монета висела в маленьком замшевом мешочке на шее с несколькими другими сэкономленными монетками.
— Леон? — он услышал произнесенное шепотом свое имя до того, как увидел незнакомца, высокого, почти белого, но Леон признал свою кровь. Окторон, говоривший как образованный господин.
— Господин?
— Я пришел, чтобы довести тебя до первой станции. Тебе не надо знать мое имя, — сказал Чичеро. — Бери свою сумку и следуй за мной.
Леон поспешил повиноваться. Они направились в ту сторону, откуда пришел незнакомец, и почти сразу услышали глухой топот идущих шагом лошадей.
Чичеро остановился и прислушался.
— Господи! Меня преследовали! — пробормотал он и снова прислушался. — Собак нет. Они тихо следовали за мной всю дорогу из города, ублюдки.
Кто-то заговорил, возможно под пытками. Этого они все боялись. Это должно было случиться рано или поздно.
— Леон, ты можешь незаметно вернуться в свою хижину?