На руинах «Колдовства» - Страница 66

— Я постараюсь найти в доме место, где мы сможем надежно спрятать ее. В Беллемонте есть комнаты, которыми никогда не пользуются. Нельзя допустить, чтобы ее нашли и отправили обратно в Магнолиевую Аллею, где ее высекут.

— О, мамзель! — голос Ханны прервался, лицо исказилось от страха. Она заслонила девочку, когда Симона стала открывать дверь.

Пока маман и беременная золовка спали в самые жаркие часы дня, Симона отправилась обследовать пустые комнаты: старую детскую на третьем этаже, где Тони и умершая сестра Тереза провели детство, и другую, ближе к спальне родителей, в которой выросли она и Алекс.

Еще не решили, какую из них подновить для будущего ребенка Орелии, но времени оставалось достаточно. Рядом со старой детской была комната портнихи. Ее тоже редко использовали, потому что модистка больше не приезжала на плантацию. Женщины Беллемонта ездили в ее модную лавку в город.

Симона выбрала детскую из-за обитых сундуков под небольшими окнами, служивших диванчиками. В сундуках было достаточно места, чтобы Долл могла спрятаться в случае необходимости, по крайней мере на короткое время.

Симона рассказала Ханне об этой комнате, когда служанка причесывала ее и помогала одеваться к обеду. В полночь Симона зажгла свечу и тихо сошла по черной лестнице впустить Ханну и Долл.

Они прокрались на третий этаж в старую детскую. Там Симона снова осмотрела Долл при свете свечи. На светло-желтой коже девочки пугающе выступали кровоподтеки, и она и Ханна дрожали от страха. Снова Симону охватила тошнотворная ярость. Этого ребенка необходимо защитить, несмотря на риск.

— Здесь ты будешь в безопасности, — не очень убедительно прошептала Ханна. — Раз в день я буду приносить тебе еду и выносить ночной горшок. Только держись подальше от окон!

Симона оставила их и вернулась в свою комнату, но не могла заснуть. Она знала, что не может долго держать Долл в доме. Что же делать с ней? Сколько слуг уже знает, что Ханна прячет девочку? Ханна никогда не даст ей прямого ответа, так что можно не спрашивать. Но каждый день увеличивает опасность.

Надо посоветоваться с месье Отисом. Но он не может послать Долл в долгое путешествие на Север одну. Симона сомневалась, что девочка достаточно сильна и умна, чтобы найти дорогу, не говоря уж о том, чтобы защитить себя. Но, может, кто-то из других рабов, бегущих с Юга, согласится взять ее с собой.

Месье Отис должен знать, что делать.

Симона осознала, что сделала безвозвратный шаг в опасный и тайный мир, который стоил жизни Чичеро, и подумала, хватит ли ей храбрости.

Рано утром до завтрака она написала записку художнику, гостившему в Магнолиевой Аллее, приглашая его на десятичасовой кофе.

Вернувшись с прогулки и поднявшись к себе в комнату, чтобы освежиться и одеться до приезда гостя, она нашла там обезумевшую от страха Ханну.

— Мамзель, это не господин Отис на галерее с мадам. Здесь отец господина Оноре.

— Месье Аргонн? — Сердце Симоны бешено заколотилось. Владелец Магнолиевой Аллеи здесь? Почему?

— Он прислал записку, что господин Отис уехал на Север и он примет приглашение сам. Теперь он здесь с мадам ждет вас.

— Господи! — сказала Симона, Месье Отис уехал? Что же ей теперь делать? — Я надеюсь у Долл хватило ума спрятаться.

— Она так испугана, что на это у нее ума хватает. — Руки Ханны тряслись, когда она помогала Симоне переодеваться.

Симона, улыбаясь, не спеша вышла на переднюю галерею, но внутренне она вся дрожала от дурных предчувствий. Розовощекий плантатор с редеющими темными волосами, плотный и симпатичный, встал поздороваться с нею. Он был старым другом ее родителей.

— Мадемуазель Симона, — сказал владелец Магнолиевой Аллеи и поцеловал ее в обе щеки. — С каждым годом вы становитесь все прелестнее. Я принял приглашение вместо отсутствующего месье Отиса.

— Как мило, что вы приехали, месье Аргонн, — сказала Симона заледеневшими губами. — Месье Отис не говорил мне, что уезжает.

— Это меня очень удивляет, — заметила мать, — потому что он довольно регулярно навещал тебя в последнее время.

Симона пожала плечами.

— Месье любил рисовать моих лошадей так же, как и птиц, — объяснила она, надеясь, что они не заметят, как дрожит ее голос. — Он очень серьезно относится к своему искусству, не так ли?

— Неужели? — отозвался месье Аргонн. — У меня возникли сомнения, не является ли его интерес к птицам прикрытием для менее дружественного интереса.

— Почему вы так говорите, месье? — спросила Мелодия.

Симона думала, угадала ли мать, как сильно бьется ее сердце в ожидании ответа.

— У нескольких плантаторов, открывших ему двери, случилось одно и то же: сбежали один или несколько рабов!

— У кого не было беглецов в этом году? — спросила Мелодия. — Столько волнений. Объявления в каждой газете.

— Да. Ну а теперь исчезла и моя рабыня, — сказал месье Аргонн. — Я не обвиняю месье Отиса в том, что он крадет рабов. Однако я думаю, что он слишком ярко расписывал свой свободный штат, придавая ему незаслуженную привлекательность. И именно тогда, когда я стал расспрашивать подробнее о его разговорах с рабами, месье Отис сообщил, что закончил свои рисунки и должен проконсультироваться с издателем.

— Я уверена, что так и есть, — сказала Симона, сцепив руки, чтобы скрыть их дрожь. — Он был совершенно очарован моими лошадьми, но сказал, что это каприз, потому что задерживает выход его альбома птиц Луизианы и Миссисипи. Он сделал чудесный набросок моего жеребенка, которого я продала в скаковую конюшню. Хотите посмотреть, месье?