Симона молча смотрела на Алекса, ошеломленная откровением Орелии.
Орелия положила вилку и, несмотря на недовольство Алекса, начала объяснять Симоне:
— Мой отец забрал меня у матери и поместил в монастырь. Он сделал это, чтобы я смогла получить образование…
— Не сейчас, Орелия, — снова предупредил Алекс, но она не повиновалась и продолжала говорить едва слышно. Ее щеки слегка раскраснелись, и она выглядела чрезвычайно прелестной.
— Видишь ли, в моей матери есть индейская кровь, так же как и французская, и немного китайской. — Она нервно рассмеялась. — Ты понимаешь, что это значит?
— Это значит, дорогая, — сказал Алекс, — что, если ты не закроешь свой хорошенький ротик, кто-нибудь услышит то, что может сделать недействительным один очень важный для меня контракт.
Он больше ничего не сказал, так как к их столу подошла мадам Клео.
Симона подняла глаза на еще прекрасное лицо с высокими скулами и интригующим разрезом глаз, открыто бросающих вызов разрушительному временя. Эти глаза быстро и с любовью оглядели Орелию, но, если бы не признание золовки, Симона бы ничего не заметила.
— Добрый вечер, дамы, добрый вечер, месье, — сказала Клео и тихо добавила: — Надеюсь, поздравления уместны, месье?
Орелия вспыхнула счастливым румянцем.
— Спасибо, мадам, — просиял Алекс. — Мадам Клео, моя сестра Симона.
— Мадемуазель, — сказала Клео. Ее умные глаза смотрели так испытующе, что Симона поняла: Клео знает все о том, что она делает и почему она здесь. И она не удивилась, когда Клео понизила голос так, что его не могли услышать за другими столиками: — Когда будете уходить, пройдите по галерее. Я пошлю слугу проводить вас на черную лестницу, — и чуть громче: — Я так рада, что вам понравилось говяжье филе, месье. — И Клео отошла к соседнему столику.
— Она поняла, что ты сказала Симоне, — тихо сказал Алекс Орелии. — Я рад. Теперь, дамы, позвольте мне выбрать вам десерт.
Немного погодя их провели в гостиную в личных апартаментах мадам Клео. Орелия с влажными от переполнявших ее чувств глазами сидела рядом с матерью на маленьком диване.
Теперь, когда мать с дочерью сидели рядом, Симона узнавала в Орелии черты Клео — роскошные каштановые волосы, загадочный разрез глаз с чуть приподнятыми уголками, высокие скулы, нарушающие округлость лиц. Но она все еще была ошеломлена открытием происхождения Орелии.
— Ты выглядишь здоровой, дорогая. Все в порядке, Алекс?
— С нею все прекрасно, Клео.
— Вы не были на свадьбе, мадам Клео, — упрекнула Симона.
— Я не могла.
— Папа знает, больше я никому не говорил, — сказал Алекс.
— Ее украли у меня, и я безумно хотела найти ее, — сказала мадам Клео красивым хрипловатым голосом. — Но когда нашла, то поняла, что не могу лишить ее возможности, которую предоставил ей отец: он не признал ее, но поклялся, что она сирота. «Черный кодекс» — жестокий бесчеловечный закон, и я не чувствую угрызения совести, нарушая его.
Она нежно посмотрела на Орелию и сказала:
— Спасибо. Ты дала мне возможность увидеть собственными глазами, что счастлива в беременности, но ты больше не должна сюда приезжать, дорогая.
Клео обняла дочь с такой любовью, что у Симоны перехватило дыхание.
— Алекс, спасибо, что ты привез ее. Теперь идите, мне пора возвращаться к посетителям. Идите и подождите Симону, я не задержу ее надолго.
Алекс вопросительно взглянул на Симону, и она едва кивнула, удивляясь проницательности мадам Клео.
Когда они остались одни, Клео посмотрела на Симону и сказала:
— Вы пришли за моей помощью, не так ли?
— Да, мадам. Месье Отис послал меня… с этим. — Симона достала банкноты. — Заплатить игорный долг, как он сказал. Он… он вернулся в Бостон.
Мадам Клео молча смотрела на деньги, и Симона видела, что она понимает полное значение отъезда месье Отиса.
Это была возможность, которую Симона искала и нашла, но теперь, когда наступил решающий момент, она обдумывала всю серьезность предстоящего шага и колебалась. Однако пути назад не было.
— Мадам Клео, я прячу молодую рабыню, которую жестоко использовал сын хозяина, и теперь, когда месье уехал, я… я не знаю, что делать.
— Пошлите ее ко мне.
Симона почувствовала огромное облегчение.
— Ночью?
— Нет, мои посетители остаются очень поздно. Пришлите ее ранним утром, перед рассветом. Это самый безопасный час. Как ее зовут?
— Долл.
— У вас есть доверенный слуга?
Симона колебалась. Только Ханна. Она закрыла глаза и сказала с угрызениями совести:
— Да, моя служанка.
— Пошлите ее с Долл. Вы больше не должны приходить сюда. Если в будущем у вас еще появятся беглецы, пришлите служанку ко мне. Я смогу договориться. Вы не должны знать имен. И никогда не упоминайте мое имя.
— Мне придется дать Ханне пропуск.
— Никаких имен, — предупредила Клео. — Никакого пропуска. Никогда ничего не подписывайте.
— Как я могу просить мою горничную рисковать без пропуска? — воскликнула Симона.
— Я думаю не только о вашей безопасности, но и о продолжении существования самой «подпольной дороги». Это опасно для вашей служанки, да. Но когда-нибудь она, возможно, сама захочет пойти на Север, и тогда вы поможете ей. Это будет ее вознаграждением. Обдумывайте тщательно каждый шаг. И никогда не забывайте об опасности.
Она вложила деньги месье Отиса в руку Симоны, и выражение ее лица смягчилось.
— Купите что-нибудь для малыша Орелии. Это объяснит, почему я вас задержала.
Симона кивнула, ее переполняли чувства, к глазам подступили слезы.