Сама эта мысль изумила и испугала ее. Месяц назад ей бы и в голову не пришло поставить себя на место Ноэля. С тех пор ее взгляды на болезненный вопрос рабства поколебались. Никогда больше она не сможет принимать услуги рабов отца как должное.
Вероятно, подвергать сомнению особенности южного общества, которые так яростно атаковали Север и конгресс и так гневно обсуждали на Юге, становилось неизбежным. Однако большинство знакомых ей мужчин, Роб и соседи упорствовали в сохранении своего образа жизни любой ценой.
Он осознала, что, помогая побегу Милу и теперь пытаясь защитить Ноэля, сделала первый шаг по дороге, ведущей в ужасающую неизвестность.
Симона поклялась, что не вовлечет Алекса в свои новые проблемы. Ради Тони, Алекс и Роб не должны стать врагами.
Арист потянулся и схватил уздечку ее кобылы, остановив ее.
Симона подняла на него глаза, резко отвлеченная от своих мрачных мыслей.
— Вы чем-то озабочены, мадемуазель Симона? Вы не могли бы поделиться со мной?
Ему снова удалось заставить ее очень живо осознать его близость.
— Почему вы спрашиваете?
— Не я ли причина свирепой хмурости на вашем прелестном личике?
— Нет, месье. Я думала об одном своем поступке. Я… я боюсь, что намеренно ввела вас в заблуждение на балу у Делиб. Я сердилась и думала… думала…
— Не поддаваться моему запугиванию? — засмеялся он.
Он подвел своего коня к ее кобыле, и лошади коснулись боками. Золотая Девочка фыркнула и отшатнулась. Так легко, что Симона задохнулась, Арист поднял ее из седла и посадил себе на колени.
Его конь шагнул вперед, а Золотая Девочка вскинула голову и попыталась ускакать. Симона была вынуждена вцепиться в Ариста чтобы удержаться. Он потянулся, схватил поводья Золотой Девочки и остановил обеих лошадей.
Симона чувствовала себя окруженной им, укутанной в кокон его желания. Его размеры и сила заставляли ее чувствовать себя маленькой и защищенной. Лошади успокоились. Арист обнял Симону и нашел ее губы своим теплым нежным ртом.
— Такая сладкая, — выдохнул он.
Ее руки сами по себе коснулись его гладко выбритой щеки и мягких непослушных волос. Их аромат наполнил ее дыхание. Он ласкал ее губы, и они открылись его желанному поцелую.
Одной рукой он расстегнул ее тугой жакет и нежно сжал упругую грудь. Она застонала и ближе прижалась к нему.
— Ты хочешь меня, Симона? Ты желаешь меня так же, как я жажду тебя?
— Да… Нет!
— Нет? — весело спросил он, гладя пальцем прикрытый блузкой сосок, затвердевший под его прикосновением.
Волны удовольствия охватили ее, она задрожала. С трудом беря себя в руки, она оттолкнула его и выпрямилась. Симона не могла позволить своему желанию ослабить волю. Нет причин предполагать, что Арист Бруно отличается от Роба и других плантаторов. И если бы он знал, что она делает, они бы стали врагами. Она не может любить его.
— Почему вы преследуете меня? У вас есть любовница. Вы женитесь на Элен де Ларж, когда закончится год ее траура.
— Нет, несносная женщина, у меня нет любовницы.
Он ослабил слегка свою хватку, и она, взяв за луку седла, чтобы замедлить падение, соскользнула на землю.
Арист спешился и повернулся к ней. Он поднял ее подбородок, заставляя взглянуть на себя. Его лицо было напряженным от чувств.
— Я присмотрю за Элен, как просил ее муж, но я не женюсь на ней. Когда я женюсь, это будет брак по расчету. Я сделаю так, как хотел мой отец: выберу здоровую юную выпускницу монастыря, которая признает во мне своего господина и подчинится моим желаниям…
— Ох! — возмущенно выдохнула Симона. Она схватила поводья своей лошади и отступила от него подальше.
— …и которая умеет управлять большим домом и слугами. Именно этого, мне кажется, вы не хотите делать. Я прав?
Монахини именно так воспитали ее, но она сказала с холодным гневом:
— Вы правы. Но вашей любовницей я не буду. Я не хочу иметь ничего общего с человеком, владеющим рабами.
На его лице появилось выражение крайнего удивления.
— Мы говорили о рабстве?
— Вы — плантатор, а я ненавижу всех плантаторов в этом проклятом мире, в котором мы живем! Я ненавижу их, потому что они используют женщин, как они используют своих рабов, для собственного удобства.
— Минуточку, — сказал он. — Вы ненавидите меня, потому что я владею рабами? А кто не владеет в вашем мире? Ваш отец? Ваш брат?
— Они другие, — воскликнула Симона.
Он не обратил внимания на ее слова.
— Вы сами? Все, что вы имеете в «этом проклятом мире», включая ваших арабских лошадей, зависит от наших способностей сохранить рабство на Юге.
— Я знаю, — сердито ответила Симона.
Он молча разглядывал ее минуту, затем спросил:
— И как давно вы испытываете эти чувства?
Симона расплакалась. Разозлившись на себя, она резко отвернулась от него и схватилась за стремя. Арист молча подставил руки под ее сапог и помог сесть в седло. Она избегала его взгляда, застегивая жакет дрожащими пальцами. Ее грудь болела от желания, и она не могла остановить слезы…
Когда она отвела Золотую Девочку в конюшню и передала ее груму, слезы высохли, но глубокая боль в груди, на которую она старалась не обращать внимания, осталась. В ее жизни нет места для любовника, и особенно для Ариста Бруно.
Вскоре она снова выехала на Пусси, на этот раз к разрушенному дому. Однако, когда она достигла «Колдовства», Ноэля там не было, как и следов его пребывания. Старый дом был пуст и выглядел заброшенным, только крысы шуршали по полу где-то на втором этаже. Последовал ли Ноэль, в конце концов, ее совету и вернулся домой? Почему-то она не могла поверить в это, хотя искренне желала.