Жеребец поравнялся с Пусси и слегка ущипнул ее. Пусси, как истинная женщина, повернулась, куснув его за шею, затем снова убежала. Он легко догнал и попытался взобраться на нее, но она увильнула и отбежала. Он опять заржал, качая головой, забил копытом по траве и снова побежал за ней. Она повернулась к нему, и они покусывали друг друга, пока Пусси опять не умчалась, разгоряченный жеребец за ней. Солнце блестело на их шкурах, подчеркивая плавно переливающиеся мускулы.
Впервые Симона почувствовала возбуждение от их ухаживания. Она оглянулась и увидела возбужденные лица слуг, наблюдающих эту сцену. Никогда раньше она так не чувствовала сексуальности своих лошадей. Но теперь, видя, как жеребец приближается к кобыле, а та приглашающе трясет головой и убегает, затем жеребец возобновляет преследование с еще большей решимостью, Симона вспоминала то дождливое утро, когда страсть к Аристу разрушила ее оборону.
Воспоминание о нем, стоящем рядом с кроватью во всей обнаженной красоте, ослепило Симону и она поняла, что не сможет смотреть дальше, хотя раньше наблюдала подобные сцены, думая только о прелестном жеребенке, которого произведут эти животные.
Симона отвернулась и, незамеченная увлеченными слугами, пошла к дому. Она провела большую часть дня в своей комнате, откладывая наряды, которые понадобились бы ей, если бы она действительно собиралась провести несколько недель на плантации Фруазин.
В тот вечер после семейного ужина она пригласила Алекса прогуляться с ней в саду и рассказала, что на самом деле собирается делать, попросив помочь родителям пережить тот момент, когда выяснится, что она не вернется из Батон-Ружа.
Алекс пришел в ужас:
— Симона, если необходимо сопровождать рабыню, то это должен делать я, а не ты.
— Именно этого ты не можешь, Алекс. У нее грудной ребенок. Я притворюсь, что это мое дитя, а она кормилица, нанятая, потому что у меня нет молока.
— А разве я не могу быть скорбящим отцом, нанявшим кормилицу по той же причине?
— Ты должен защищать Орелию и сына, — напомнила Симона, — а у меня нет никого… — у тебя есть любящая семья…
— Я уже — «Тетя Симона, наездница», и мадам Клео говорит, что мне грозит опасность, если я останусь.
— От кого?
— Кто-то подозревает меня. Мадам Клео не говорит кто, но она кое-что слышала в казино. Ты тоже рискуешь, Алекс. Тебя могут предать, как предали Чичеро. Ради Орелии и сына ты должен быть очень осмотрительным. Если тебя будут допрашивать, свали все на меня.
— Ты что, с ума сошла? — возмутился он.
— Берегись Роба, — сказал она, сама в ужасе от своих слов. — Он, вероятно, подозревает, чем мы занимаемся.
— Роб! — простонал Алекс.
— Я думаю, что он до сих пор пытается понять, как сбежал Ноэль.
— Симона, я не могу позволить тебе сделать этого!
— Поговори с мадам Клео. Я напишу ей, когда буду в безопасности, а она передаст тебе. И, Алекс, пожалуйста, проследи, чтобы за моими лошадьми как следует ухаживали. Хорошо?
— Симона, я умоляю тебя. Беги, если надо, но не бери с собой эту рабыню. Она увеличит опасность твоего ареста.
— Алекс, мы все тщательно спланировали, и у меня будет много помощников. Кроме того, у меня есть пистолет, подаренный папой.
— Ради Бога, не пользуйся им! Я должен сказать отцу. У него есть власть запретить тебе это делать.
— И ты расскажешь ему о Милу? И Ноэле? И других рабах, которых мы послали на Север по «подпольной дороге»?
Алекс снова застонал:
— Сколько ты будешь в Батон-Руже?
— Недолго. — Это было лишь частью правды.
Он был расстроен, но согласился позаботиться о лошадях, дав им еще одного конюха, и заказать ей каюту на «Цыганской Королеве».
Симона не рассказала Алексу, что мадам Клео заказала на том же пароходе каюту для мадам Риго и ее новорожденной дочери, а также для кормилицы, направляющихся в один из портов Огайо.
Когда Алекс зашел на следующий день в контору фирмы Бруно, Арист как раз выходил. Он нес саквояж.
— Добрый день, — сказал Алекс.
Ему в голову пришла мысль, не имел ли Арист какого-то отношения к растущей одержимости Симоны вопросами освобождения рабов. Алекс слышал, что Бруно не приветствовал отделение и предупреждал, что война из-за рабства станет катастрофой, но в остальном он как будто придерживался обычных плантаторских взглядов.
— Как ваш урожай, месье Бруно?
— Прекрасно, месье Арчер, — ответил Арист так же формально, как Алекс спросил, затем, поколебавшись, добавил: — Я сам везу часть его на Север. Надеюсь привлечь покупателей и вернуться с грузом текстильной продукции и оборудования. Вы собираетесь путешествовать с вами в этом году?
— Я приехал заказать билет для моей сестры. Она едет погостить в Батон-Руж на пару недель.
Он заметил, как Бруно стиснул зубы, и опять удивился, что произошло между ним и Симоной.
— Мой пароход загружен и готов к отплытию, — сказал Арист. — Следующий, отправляющийся вверх по реке, — «Цыганская Королева». Ваша сестра найдет его удобным, я думаю.
Он приподнял шляпу в знак прощания и отправился к своему пароходу.
«Клео выбрала „Цыганскую Королеву“, хотя был пароход, уходящий раньше. Должно быть, она познакомилась со списком пассажиров», — подумал Алекс. Симона не ошибалась, говоря, что Клео все тщательно спланировала. Он очень на это надеялся. Но ему было плохо от дурных предчувствий о будущем сестры. Он решил отправиться в казино и выяснить, что это за планы.
На следующее утро Орелия пришла в комнату Симоны в бледно-розовом шелковом халате, ее каштановые волосы струились по плечам. Симона была еще в кровати и пила кофе с молоком, принесенный Ханной. Без вступлений Орелия спросила: