— Дорогая, из-за чего так волнуется Алекс?
Симона насторожилась:
— Что ты имеешь в виду, Орелия?
— Он почти не спал всю ночь, а когда заснул, то разговаривал во сне. Я услышала: «Симона, ради Бога!»
Симона смотрела на нее, лишившись дара речи.
— Что происходит, дорогая? Он не говорит мне, но я знаю, что это связано с твоей поездкой в Батон-Руж.
— Орелия, я собираюсь погостить у школьной подруги.
— Если это все, то почему Алекс так волнуется?
Симона изучающе смотрела на золовку, на ее прекрасное умное и любящее лицо, полное искренней заботы. Мадам Клео настояла, чтобы Орелию не посвящали в их незаконную деятельность, пока она была беременна, но, глядя на нее сейчас, Симона понимала, что Орелия будет обижена тем, что с ней обращались как с ребенком.
Орелия достаточно зрелый человек, чтобы хранить опасные тайны, кроме того, она единственная могла удержать Алекса от рискованных поступков, угрожающих его молодой семье.
Симона старалась найти слова, чтобы сказать Орелии то, что ей следует знать, но не слишком много, когда золовка спросила:
— Ты не собираешься сбежать на Север к месье Отису?
— Дорогая! Месье Отис был другом. Он приезжал сюда рисовать моих лошадей и не скрывал, что помолвлен с прелестной девушкой в Бостоне.
Орелия кивнула:
— Я так и думала. — Она села на край кровати Симоны и тихо сказала: — Видишь ли, я знаю, чем вы с Алексом занимаетесь.
Симона замерла.
— Что ты знаешь, Орелия?
— Я знаю, что вы три дня прятали беглого раба в сене в конюшне. Потом Алекс увел его. По крайней мере, я думаю, что так случилось.
Симона в ужасе смотрела на нее.
— Господи! Кто еще знает об этом?
— Никто. Ну, я так думаю… Я сгорала от любопытства и последовала за Алексом к конюшне в ту ночь, когда ты сказала ему, что там раб. Это, конечно, нехорошо, но я знала, что у тебя и Алекса какой-то секрет, и я… — Она виновато подняла глаза на Симону: — С тобой все в порядке, Симона? Ты так бледна.
Симоне казалось, что у нее заледенели губы, они двигались с трудом.
— Я уезжаю, потому что… Меня предупредили, что я под подозрением… Кто-то догадался, что я помогаю рабам бежать.
— Я знала, я чувствовала с того вечера, когда ты потеряла сознание…
Не желая больше говорить на эту тему, Симона сказала:
— Я хотела поговорить с тобой, потому что ты и Алекс… и Тони должны помочь маман и папе пережить то время, когда я не вернусь из Батон-Ружа. Но Роб…
Она не хотела думать о реакции Роба. Или Ариста… Что подумает Арист, когда услышит, что она исчезла в коротком путешествии до Батон-Ружа? Подумает ли он, что она уехала к месье Отису?
Орелия еще больше испугалась:
— Где ты будешь?
— Я попытаюсь сообщить Алексу. И мы придумаем какую-нибудь историю, чтобы ты рассказала остальным.
— Но, если Алекс замешан?.. — Орелия побледнела.
— Алекс сможет защитить себя гораздо легче, чем я. Он настаивал на том, чтобы помогать мне. Но ради вашего ребенка ты должна не допустить дальнейшего риска.
— Симона! — Орелия неуверенно рассмеялась. — Как можно запретить мужчине, любому мужчине делать то, что он хочет?
Ханна легко постучала в дверь и вошла с двумя ведрами горячей воды.
— Добрый день, мадам, — поздоровалась она с Орелией и обратилась к Симоне: — Вы готовы вымыться и одеться, мамзель?
— Я ухожу, Ханна, — сказала Орелия. — Можешь помогать ей.
Она обняла Симону и прошептала:
— Я буду молиться.
Когда они остались одни, Ханна спросила Симону:
— Вы берете меня в Батон-Руж?
— Нет, Ханна.
— Что скажут ваши друзья, когда вы приедете без горничной?
— Ты мне не будешь нужна там, куда я еду.
Ханна занялась приготовлением ванны, достала мыло, мочалку и полотенца.
— Я думаю, что вы снова рискуете, помогая кому-то, мамзель. Я думаю, что буду нужна вам.
— Тише, Ханна. Ты слишком много знаешь. Я не могу больше позволить тебе рисковать так, как с маленькой Долл.
Темное лицо Ханны было упрямым. Она налила ванну и наклонилась проверить температуру воды, выразительным молчанием подчеркивая свою обиду и огорчение.
Симона встала с постели, стянула ночную рубашку и бросила ее на кровать. Опустившись в ванну, она сказала:
— Ханна, я хотела бы взять тебя с собой, но сейчас это просто невозможно. И я не могу сказать почему. Просто… молись за меня.
— Да, мамзель, — сказала Ханна со слезами на глазах.
Алекс объявил, что «Цыганская Королева» уходит из порта очень рано и что он и Орелия проводят Симону.
Отец согласился, и Мелодию убедили не ехать с ними на пристань.
— Это короткое путешествие. Ты будешь в Батон-Руже к вечеру, — сказал Джеф.
Алекс и Орелия подарили Симоне объемный саквояж, который она должна была взять с собой в каюту.
Мелодия пригласила Тони и Роба с внуками на обед в последний вечер.
— Беллемонт будет одиноким без тебя, дорогая, — сказала Мелодия. — Ты почти не уезжала из дома после монастыря. Наверное, мы должны благодарить за это твоих лошадей.
— На сколько ты уезжаешь, Симона? — спросила Тони.
Детей накормили в детской вместе с Жаном-Луи и уложили спать.
— Около месяца.
— Так долго? — спросил Роб. — В Батон-Руже есть жених, дорогая сестрица?
Симона рассмеялась:
— Нет, насколько я знаю.
— Может быть, у Натали есть кто-то на примете для тебя, — предположила Тони. — Какой-нибудь вдовец с детьми.
— Упаси Бог, — сказала Симона.
— Ну, я надеюсь, она подумала о ком-нибудь, — не унималась Тони. — С новым урожаем юных выпускниц из монастыря каждую весну у тебя не так уж много шансов. Я хочу сказать, что у тебя день рождения каждый год, как и у всех нас.