На руинах «Колдовства» - Страница 9

Арист подошел к ней, сожалея о вторжении, укравшем у него сладостный вкус ее губ. Он чувствовал, как сильно возбужден, и проклинал Пикенза, понимая, что тот заметил это в свете, струящемся из окон.

Симона стояла, сложив руки на груди.

— Я надеюсь, что ваш раб убежит, — пылко сказала она.

— Почему? — удивился Арист.

Она затрясла головой. Ей было трудно говорить.

— Преследуемый собаками… и этим ужасным человеком… я… — Она потрясенно осознала, что говорит, и взяла себя в руки. — Извините, месье. Я люблю верховую езду, но не могу наслаждаться погоней за любым живым существом.

— Как наша оленина сегодня утром? — спросил он, явно забавляясь. Он несколько секунд рассматривал ее. — Скажите мне, мадемуазель, если сбежит одна из ваших прекрасных лошадей, неужели вы никого не пошлете, чтобы найти ее? Видите ли, мой раб — ценное имущество.

— Я понимаю.

Она вспомнила горничную, которую он отказался продать, и отодвинулась от него подальше. Та рабыня — тоже его собственность. Так что же она делает тут рядом с ним? Что случилось с ее рассудком?

— Ну хватит, женщинам не следует думать о таких вещах, — сказал он тихим голосом, который успел убаюкать ее сомнения. — Они должны заботиться только о том, как быть прекрасными и очаровательными…

«… и уметь обольщать мужчин», — добавила она про себя, а вслух сказала:

— И я достаточно долго была очаровательной с вами, месье. А теперь, боюсь, я забыла, что обещала танец своему деверю.

Она отвернулась от него и неспешно пошла в бальный зал.

— Колдунья! — прошептал он, следуя за ней.

Лежа в ту ночь без сна, Симона слышала завывания возбужденных собак и прислушивалась, дрожа, как лай то замирал, то становился отчетливее, сопровождаемый топотом копыт нескольких лошадей.

«Раб не так быстр, как легконогий олень, — думала она и не могла заснуть из-за образов, возникающих в ее мозгу. — Он охвачен страхом… где он мог прятаться? Озеро велико, и мало кто из рабов умеет плавать… „Мы найдем его к утру!“ Спасения нет. И его высекут за попытку побега. Какое же отчаяние заставило его сбежать?»

Почему ей в голову приходят эти мысли? Почему она так беспокоится из-за раба, которого никогда не видела?

«Это, наверное, связано с той рабыней Ариста Бруно, — думала она, — и теми странными чувствами, которые Арист пробудил во мне накануне».

Как это могло случиться? И почему? Все началось с отчаяния прекрасного оленя, преследуемого гончими, и затем плачущая служанка наверху…

Симона пыталась отогнать воспоминания об этом дне. Она напоминала себе, что он любовник Элен де Ларж… Но каждый раз, когда закрывала глаза, она видела странный искрящийся взгляд и чувствовала нежное тепло прекрасных губ у своего виска.

3

Утром после завтрака багаж гостей из Нового Орлеана и их лошадей погрузили на экскурсионный корабль, который месье Бруно нанял для этого случая. Гости должны были отправиться через озеро Понтчартрейн к пристани около ручья Святого Иоанна.

Арист ходил по берегу среди гостей, прощаясь с ними и принимая выражения благодарности за приятную, хоть и безуспешную охоту.

— Я думал, вы поедете с нами в Новый Орлеан, месье, — услышала Симона голос одного из гостей.

— Я вернусь в город через несколько дней, — ответил ему Арист. — У меня здесь остались кое-какие дела.

Высечь сбежавшего раба? Лечь в постель с чернокожей девушкой? Связаны ли те двое? Симона плохо спала, и ей не нравились ее мысли, от них болела голова. Она ничего не слышала утром о пропавшем рабе или его поимке. Очевидно, никто из гостей не слышал лай собак ночью. Она удивлялась, не заболевает ли. Почему она так несчастна от того, что никогда не беспокоило ее раньше?

В Беллемонте надсмотрщиком был Оюма, свободный окторон, большой ласковый человек, которого уважали все работники и которому никогда не приходилось повышать голос, чтобы его слушались. Оюма столько знал о выращивании сахарного тростника, что белые плантаторы приезжали к нему за советом. Седовласый, с чувством собственного достоинства! Не могло быть большего различия между ним и тем злобным человеком, который пришел к Аристу сообщить, что отправляется с собаками в погоню за беглецом.

Симона знала, что не все плантаторы так человечны, как ее отец и Оюма. Неужели она расстроилась из-за надсмотрщика потому, что его хозяин был красивым и сильным человеком, заставлявшим ее дрожать от непрошеных желаний?

Когда Арист поднес к губам ее руку, она исчезла под его сильными загорелыми пальцами.

«Подавляющий мужчина, — снова подумала она. — Какой же он на самом деле?»

— Мы скоро встретимся, мадемуазель.

Его ясные глаза выражали только вежливый интерес.

Она уклончиво кивнула.

Высокие дымчатые облака клубились в синем небе над блестящим белым кораблем. Вода в озере слегка рябилась от свежего ветра, отражая солнечные блики. Симона стояла у поручней, глядя на ряд белых колонн Бельфлера, на его хозяина, стоящего на поросшем травой берегу без шляпы.

С высоты верхней палубы вся плантация была видна как на ладони. Помещения для холостяков по обе стороны главного дома, контора слева и позади с четырьмя небольшими колоннами вдоль узкого фасада, голубятня. И за всем этим ряд побеленных хижин, протянувшийся до высокого каменного помещения для варки сахара с торчащей в небо трубой.

На парадной галерее для прощания с гостями выстроились слуги. На таком расстоянии Симона не смогла различить девушку, удивившую ее своим плачем. Она чувствовала облегчение от расставания с хозяином Бельфлера, но не могла освободиться от своих мыслей.