На руинах «Колдовства» - Страница 8

Танцуя, он восхищался изяществом ее порозовевших ушек, невероятно длинными ресницами. Когда она взмахивала ими, он видел в ее глазах свет ума и легкую насмешку.

— Я должен получше узнать вас, — прошептал он, когда его ладонь встретила пальцы Симоны в вихре вальса.

— Во мне не так уж много скрыто, месье. Я — то, что вы видите…

— Мечта?!

— Незамужняя дама, которая проводит дни с лошадьми, а вечера в таких светских развлечениях, как этот прекрасный бал…

— Нет, вы пытаетесь уйти от ответа, — сказал он почти грубо, — но я узнаю. Как-нибудь приеду в Беллемонт и отправлюсь с вами на верховую прогулку.

— Как я уже говорила вам, месье, я предпочитаю прогулки в одиночестве.

— Что вы имеете против мужчин? — спросил Арист с добродушным подшучиванием, вальсируя с ней по залу.

Она склонила голову и посмотрела на него из-под опущенных ресниц:

— Почему вы думаете, что я имею что-то против мужчин? — Она чувствовала себя томной и удивительно счастливой.

— Разве это не очевидно? Вы до сих пор — мадемуазель Арчер.

— Ответ прост, месье. Я не встретила мужчину, которым дорожила бы больше, чем своей независимостью.

— Неужели? Держу пари, вы все еще ищете его.

— О да!

— Каким он должен быть?

— Его преданность должна равняться моей, — без колебания ответила Симона. — Я отдам свою жизнь единственному мужчине. Тот, которого я выберу, должен сделать для меня не меньше.

— И как вы найдете такого мужчину?

— Я почувствую, когда найду его, — ответила она, улыбаясь.

— Легче обещать верность возлюбленному, чем хранить ее.

— Вам, возможно, месье. — Она подумала об Элен де Ларж, сидящей дома возле больного мужа.

Но когда танец закончился, Симона без протестов позволила Аристу увести себя на галерею, где гуляли, ища прохлады, другие пары. Сильная воля Симоны таинственно смягчилась.

У ночи была своя собственная музыка. В нежных ароматных сумерках бесконечное жужжание сверчков и пронзительный хор древесных лягушек, прыгающих по лужайкам, не скрежетали по нервам, как в жаркий неподвижный полдень, а манили, соблазняя, в гостеприимную темноту.

Симона не возразила, когда он повел ее по галерее подальше от других пар. Она обмахивалась веером, разгоряченная не только танцами, но и близостью Ариста.

Девушка вдыхала пряный аромат жасмина с нежной примесью цветущих лимонных деревьев. Тысячи светлячков подмигивали ей из-под ветвей дубов и ореховых деревьев, окружающих сад. Арист стоял очень близко, не касаясь, но все ее тело покалывало от воспоминаний о его пальцах, сжимавших ее кисть, и руке, обнимавшей ее талию в вихре вальса.

Свет лился из окон на галерею. Музыканты снова заиграли вальс, и ее тело затрепетало в ритме приглушенной музыки. Когда Арист протянул руки, она коснулась его плеча, и они закружились, как и другие пары, мелькавшие в освещенных окнах бального зала.

Весь день она представляла себе прикосновение этих прекрасных губ, казалось высеченных скульптором из мрамора. Когда он легко прижался ими к ее виску, они оказались удивительно мягкими и теплыми, нежными и уговаривающими. Сравнение с греческим мрамором вылетело у нее из головы, когда ее захватили реакции собственного тела.

Трепет, начавшийся с танцем, сфокусировался где-то глубоко в ее теле, и у нее перехватило дыхание, как будто она парила над преградой на своей любимой лошади. Симона закрыла глаза, но вдруг услышала шаги на дорожке рядом с галереей. Открыв глаза, она увидела темную фигуру, пристально глядящую на них через железную ограду.

Арист тоже увидел эту фигуру. Они отпрянули друг от друга.

— Кто там? — резко спросил он.

— Прошу прощения, мистер Бруно, я пришел за вами… — ответил грубый голос.

Симона затаила дыхание, когда мужчина подошел и свет из окна упал на его лицо. Он был небрежно одет, и длинный шрам шел через всю щеку от поврежденного глаза до подбородка, превращая его лицо в зловещую маску.

Арист оставил ее и подошел к перилам.

— В чем дело, Пикенз?

Симона мгновенно пришла в себя. Она вдруг осознала, что остальные гости на галерее наблюдают за ними и что она оказалась опасно близка к тому, чтобы позволить Аристу поцеловать себя. Как это могло случиться? Должно быть, выпитое вино ударило ей в голову.

Пикенз говорил тихим голосом:

— Мартин сбежал. Воспользовался балом, хитрый ублюдок. Я добился правды от Сола. Он сказал, что Мартин взял свой недельный рацион и мясной нож из кухни, так что он вооружен. Я отправлюсь за ним в погоню.

К ним подошел мужчина, куривший на галерее сигару и услышавший разговор.

— Мы можем помочь вам, Бруно.

— И пропустить мой охотничий бал? Спасибо, не надо. Мой надсмотрщик проследит за этим. Ты собираешься один, Пикенз?

— Нет, — ответил человек со шрамом. — Я послал за охотниками за беглыми рабами. Собаки найдут след, и я не думаю, что он заведет нас в болото. Беглец будет искать лодку, так что мы проверим берег озера. Возможно, я вернусь с ним еще до восхода солнца.

Арист кивнул.

— Зайди ко мне, когда разъедутся гости, — сказал он, мужчина отвернулся и пошел по тропинке, ведущей к жилищам рабов.

— Этот человек — ваш надсмотрщик? — недоверчиво воскликнула Симона. Не могло быть большего отличия от управляющего плантацией ее отца.

Образ испуганного оленя, отчаянно пытавшегося убежать от гончих, возник в ее мозгу, и она представила на его месте охваченного паникой чернокожего, возбужденных собак и таких же всадников, преследующих его… Симона содрогнулась. Такое случалось сплошь и рядом, но она никогда так ясно не представляла себе эту картину.